Александр Ильин (Полесский университет, Пинск)
кандидат физико-математических наук
Елена Игнатюк (Полесский университет, Пинск)
кандидат филологических наук
Повстанцы Гажичи
Дворянский род Гажичей (Гажицей) имеет хорватское или венгерское происхождение. В 1815 г. майор Евгений Георгиевич Гажич (1789–1854) уволился из российской армии, а через три года вместе с женой Екатериной Гажич из Гонсовских (1785–1849) купил у князя Чарторийского (вероятно, Константина) фольварк Сегнёвщизна (Сегнёвщина) (с 174 душами мужского пола) Брестского уезда, расположенного недалеко от села Лыщицы. У супругов было два сына. Младший сын Антон Гажич (1823–1855) умер довольно молодым.
Старший сын Ежи (Георгий) Гажич (1819–1877) — личность примечательная. Так, в 1846 г. польские патриоты под руководством Людвика Мерославского готовили восстание. С целью его подготовки в Брестский уезд прибыл эмиссар Мерославского студент Берлинского университета Иоганн Рер. Эмиссара и его друга-соратника, местного помещика Аполлина Гофмейстера радушно принимали во многих поместьях Брестского уезда, в том числе и в Сегнёвщизне.
После ареста Иоганна Рера брестские шляхтичи Аполлин Гофмейстер и Юзеф Богуславский были сосланы вместе с ним на каторгу в Сибирь, а остальные помещики, принимавшие эмиссара, оказались под полицейским надзором. В списках таких лиц за первую половину 1848 г.1 читаем: "12. Егор Гажиц. 29 лет. По тому же делу. В имении Сегнёвщизна занимается хозяйством. От казны содержания не получает. Женат".
Гажич пользовался большим авторитетом среди дворян Брестского уезда, которые избрали его, бывшего поднадзорного, уездным предводителем дворянства (1857–1864 гг.).
Северная часть Брестского уезда оказалась в 1863 г. в зоне активных действий повстанцев против российских войск. В начале года здесь прошёл со своим довольно многочисленным отрядом Роман Рогинский. Весной действовали отряды Стасюкевича (Стасякевича) и Казимира Нарбута, а летом — Яна Ваньковича, сына знаменитого художника. Однако эти отряды состояли в основном из жителей других уездов. Местное население неохотно шло в повстанческие отряды: туда бежали всего 56 человек, преимущественно шляхтичи2. Поэтому Ежи Гажич вместе с женой Констанцией активно агитировал окрестных крестьян вступать в повстанческие отряды. В списках подследственных в Брестском уезде (октябрь 1863 г.) читаем: "73. Георгий Евгеньевич Гажич, помещик, 45 лет, за подговор крестьян к мятежу, брестская городская тюрьма"3. За агитацию супруги были сосланы царскими властями в Пермскую губернию.
Младший их сын Константин (хотя в родословной семьи Гажичей4 называют его Клементий-Владимир) Гажич (1848–1900), в виду малолетства, в восстании не участвовал. В 1878 г. он женился на Марии Хшановской (в будущем — известная польская художница Мария Гажич (1860–1935)5). После смерти мужа она ушла в монастырь и позднее стала настоятельницей гродненского монастыря назаретанок. Около 1907 г. она продала свои имения Сегнёвщизну и Тополяны, а полученные деньги передала на реконструкцию костёла и кляштора бригиток в Гродно, где обосновались назаретанки.
Старший сын Ежи Гажича Витольд родился 4 апреля 1843 г. в Сегнёвщизне. Закончил Варшавскую гимназию и в 1861 г. уехал в Санкт-Петербург, где стал вольным слушателем императорского университета. Во время учебы принимал активное участие в работе польской студенческой организации "Ogół", главной целью которой была помощь бедным студентам-полякам. Тогда же Витольд познакомился с Константином Калиновским, который вместе с Э. Вериго, И. Здановичем, Ф. Зенковичем, Ю. Юндзиллом, И. Ямонтом принадлежал к руководящей группе "Ogóła"6. Организация в то время делилась на три партии: "белые", "умеренные" и "красные". Сам Гажич принадлежал к партии умеренных. В Петербургском университете брестский щляхтич проучился недолго и вскоре продолжил своё образование в Париже. С началом восстания он вернулся на родину, где был назначен революционным комиссаром Лидского уезда. В августе 1863 г. Витольд Гажич был арестован царскими властями и приговорен к 20 годам каторги. В начале 1864 г. в Москве по дороге на каторгу повстанец умер.
14 августа 1863 г. арестованный Витольд Гажич дал в Вильне показания следователю Евреинову про студенческие организации в Петербургском университете. О значении этих показаний для изучения революционной деятельности Константина Калиновского известный историк Геннадий Киселёв писал: "Вельмі каштоўныя для нас, напрыклад, паказанні Віктара [Витольда – А. И., Е. И.] Гажыча, якія малююць Каліноўскага як кіраўніка левага крыла пецярбургскага студэнцкага “Огула”, чые перекананні складваліся пад магутным уздзеяннем рускай рэвалюцыйнай дэмакратыі”7. Впервые этот интересный документ ввела в научный оборот историк Ирина Белявская8. До сих пор были известны две копии9 этих показаний: первая хранится в Государственном архиве Российской Федерации (Фонд III отделения, 1 эксп., 1863 г., д. 23, ч. 313, л. 2-3 об.) в деле "По показанию студента Гажича и других насчет учрежденных между студентами обществ из русских, немцев, поляков, малороссиян", а вторая – в Государственном историческом архиве Литвы (Ф.378, Полит. отд., 1863 г., д. 743, л. 15-17) в деле "О помещичьем сыне Гажиче, комиссаре революционного комитета, и других 27 студентов разных заведений". Первая копия была впервые опубликована в книге "Калиновский К. Из печатного и рукописного наследия"10, где ее отредактировали на современном русском языке, а вторая публиковалась фрагментами на белорусском языке в книге историка Анатолия Смирнова11.
Нами в отделе рукописей Российской национальной библиотеки (ф. 377, д. 1384) обнаружена третья копия показаний Витольда Гажича, которая находится в фонде Ивана Корнилова, ближайшего соратника М. Муравьёва. Понимая важность показаний Витольда Гажича, Иван Корнилов, вероятно, приказал переписать для него документ, который хранился в архиве Ратча. Генерал-майор Василий Ратч был официальным историографом восстания 1863 г. на территории Беларуси и Литвы. Он собрал богатейший архив материалов, посвящённых истории восстания, который после смерти генерала после некоторых перепетий оказался у Корнилова. “З дакументаў малюецца наступны шлях гэтых матэрыялаў: Ратч (Вільня) – Ратч (тамбоўская вёска) – Гогель (Царскае сяло) – удава Гогеля – Карнілаў (Пецярбург) – публічная бібліятэка”12.
Поскольку показания Витольда Гажича ещё никогда полностью не печатались, то имеет смысл опубликовать их "корниловскую копию". Причем курсивом выделим те места, которые были опущены при публикации документа В. Шалькевичем в книге "Калиновский К. Из печатного и рукописного наследия". Также печатается короткое примечание к показаниям В. Гажича, которое могло быть дописано писарем по просьбе самого Корнилова.
ДАКУМЕНТ
Показания Витольда Гажича об участии студентов в польском восстании
(Писарская копия)
1863 г. Сентября 14 дня, дворянин Брестского уезда, Гродненской губернии, Витольд Георгиев Гажич был спрошен и показал. Воспитание моё началось в Варшавской гимназии, откуда в 1860 г. поехал в С.-Петербург и был там вольным слушателем университета в С.-Петербурге. В С.-Петербурге пробыл я один только год и два месяца и хотя не состоял в университете, но, живя вместе со студентами, знал, что все они были разделены на три клуба, а именно: русские, поляки и немцы, между которыми ничего общего не было и сходки из этих национальностей составлялись только, когда интерес касался всего Университета. Таковыя составлялись большею частью из избранных депутатов и были в самом здании Университета. Подробностей Русского и Немецкого обществ я не знаю, в польском же положении было следующее: общество состояло более чем из 500 человек, принимались в члены оного только те из студентов, которые могли быть рекомендованы, по крайней мере, пятью товарищами, причем могли бы также жертвовать деньги, сколько кто мог и желал. Деньги эти ежемесячно разделялись бедным студентам поровну. Общество имело свою библиотеку и кто из студентов желал брать из оной книги, тот обязан был платить особо, по 40 к. в месяц. Библиотека и денежная касса помещались в частной квартире. В должности библиотекаря и кассира избирались студенты на один год, сборщика между ними не было и всякий, кто желал платить, сам приносил деньги кассиру. Не заплативший денег в продолжение 2-х месяцев, исключался из общества и таковым делалось напоминание следующим порядком: через 6 недель после срока, фамилии неплательщиков выставлялись в библиотеке на доску с предупреждением об исключении из общества ежели в течение 2-х недель деньги уплачены не будут. Всякий видящий это распоряжение, обязан был сообщить тому, кого распоряжение это касалось. Библиотека, во время пребывания моего в Петербурге помещалась на Васильевском острове, по 3-й линии в д[оме]. Семекова. Кто был Кассир, я не помню, библиотекарями же, в разное время, были студенты, Калиновский, Трейдосевич и Помяновский. Библиотекарь пользовался особым уважением общества и считался как бы старшим лицом, а на сходках имел право окончательно решать дела. На обязанности библиотекаря было – смотреть за порядком и целостью книг, а равно и покупать их вновь, но не иначе как по совету нарочно выбранных для сего 5-и членов. Сходки собирались только тогда, когда, в этом предоставлялась надобность, и составлялись из депутатов от каждого факультета, человек по 4 или по 5-и, и сходились всегда в помещении библиотеки. Ежели сходка должна была составиться из всего общества, то квартира библиотеки, конечно, для сего была мала, и, в таком случае, каждый факультет собирался у кого-нибудь из своих знакомых и рассуждения свои сообщал другому факультету чрез посвященных товарищей. Большое влияние на общество имели Маевский, Маркевич, Станкевич, Чарнецкий и Пильковский, и особенно, Статцкевич, но не по уму, а по своей физической силе. Из денег, добровольно жалованных обществом, кроме раздачи их бедным, отделялось несколько процентов для того, чтобы устроить мелочную лавку, в которой бедные студенты могли бы дешевле покупать все для них нужное. Купцом этой лавки назначен был студент Стенпень. Польское общество разделялось на три партии, которые носили названия: белых, умеренных и красных. К первой принадлежали те, цель которых была учиться для окончания курса, в политическом же отношении никогда не разыгрывать роли. Впоследствие партия эта приняла название матрикулистов, потому что она взяла утвержденные правительством, матрикулы. За это матрикулисты были очень преследуемы товарищами, которые не разделяли их понятий, даже до того, что некоторые должны были оставить университет и возвратиться на родину, впрочем таких было очень мало. К партии умеренных принадлежали студенты также старающиеся учиться, но усвоившие себе смысл, что университет, кроме наук, должен готовить молодых людей и к политической жизни. Наконец, партия красных, которые называли себя либералами и революционерами, отличалась тем, что члены ее ходили в изорванных сюртуках и сапогах, а вместо галстуков носили на шее полотенца. Эта партия составляла большинство общества, и к ней принадлежали студенты Стетцкевич, Чернецкий и многие другие, особенно же резко высказывался Калиновский. Партия белых состояла из людей высшего сословия, получивших хорошее домашнее образование. Умеренные – большей частью из Царства Польского, а красные – из Западных и Юго-Западных губерний, большей частью не получившие достаточного образования и принадлежавшие к низшему слою людей. На сходках они никогда не рассуждали о делах политики, в семейных же товарищичных кружках очень часто толковали по политике. Относительно Польского вопроса понятия этих трех партий определить можно следующим образом: партия белых утверждала, что полезным отечеству можно быть только через специальное образование в науках, необходимых в общественной жизни, как-то математике, экономии и юриспруденции. Партия умеренных не отвергала революции, однако верила в нее как средство крайнее, требующее многих жертв, изнуряющих народ, и средство, от употребления которого надобно избегать всеми силами и прибегать к нему, в крайнем случае, почему они следили за Европейской политикой и выжидали минуты, когда можно поднять вопрос о самостоятельности Польши, что впоследствии и началось чрез демонстрации и манифестации. Партия красных верила лишь в революцию не в смысле значения этого слова, но в революцию кулачную, соединенную с социальным переворотом. В этом отношении они были согласны с либералами Русского общества, которым вообще очень симпатизировали. В последствии многие из этой партии определились в должности сельских писарей для того, чтобы, основывая свои надежды на социальном перевороте, иметь непосредственное влияние на крестьян, побуждая их к революции не во имя национальности, а для улучшения их быта. В писарския должности, большой частию поступили студенты Московского университета, из С. Петербургского же поступило мало, и все без исключения в западные губернии. К партии красных, кроме вышеупомянутых, принадлежали: Когновицкий, лицо особенно замечательное, Соколовский, Иоч, Стенпень, Рыбовский, Монюшко и Костецкий. Более по сему делу, ничего прибавить не имею, а ежели что припомню, премину объявить о том особо. Дворянин Витольд Гажич(*) (*) Гажич арестован вместе с 12 другими студентами был в Лиде Комиссаром революционного правительства. |
[1] НИАБ в г. Гродно. Ф. 1, оп. 21, ед.х. 722. Л. 10.
[2] Карпович О.В. Участие населения белорусских уездов Гродненской губернии в восстании 1863-1864 гг. // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта. Серыя 1. 2009. №1. С. 3.
[3] НИАБ в Гродно. Ф. 3, оп. 1, ед.х. 5.
[4] Там же. Ф.31, оп. 1, ед.х. 134. Л. 14.
[5] Маліноўская-Франке Н. Забытая мастачка святла: жыццёвы і творчы шлях Марыі Гажыч // Роднае слова. 2009. №3. С. 97-99.
[6] Шалкевич В.Ф. Кастусь Калиновский: Страницы биографии. Минск, 1988. С. 80.
[7] Кісялёў Г. Героі і музы. Мінск, 1982. С. 89.
[8] Белявская И.М. А.И. Герцен и польское национально-освободительное движение 60-х годов XIX в. Москва, 1954. С. 59-60.
[9] Каліноўскі К. За нашую вольнасць. Творы, дакументы. Мінск, 1999. С. 360.
[10] Калиновский К. Из печатного и рукописного наследия. Минск, 1988. С. 118-120.
[11] Смірноў А.П. Кастусь Каліноўскі ў паўстанні 1863 года. Мінск, 1959. С. 22-24.
[12] Кісялёў Г. Героі і музы... С. 117.
