Назад

Андрей Киштымов (Минск)
кандидат исторических наук

Отец и сын: семейная биохроника Калиновских

Биографы Викентия Константина Калиновского не могли обойти вопрос о его родителях. Мать Кастуся, Вероника Рыбинская, умерла, когда будущему повстанцу было чуть более пяти лет. Отец Симон Стефанович Калиновский (1795–1871) пережил сына, и в работах исследователей ему уделено больше внимания. При этом если у Шекспира в "Гамлете" тень отца повлияла на судьбу сына, то в нашем случае тень сына отпечаталась на исторической памяти об отце. При внимательном рассмотрении сюжетов о сыне-повстанце и его отце, в них явно заметны расхождения, как смыслового, так и фактического характера. Это и стало отправной точкой нашего исследования.

В советской историографии диапазон оценок Кастуся Калиновского колебался между двумя политическими полюсами. Его называли то представителем "шляхетской фронды", то провозглашали вождем "крестьянского выступления". Основательный анализ эволюции этих взглядов приведен в работе немецкого историка Райнера Линднера1.

Скупым однообразием отличаются упоминания о происхождении К. Калиновского в энциклопедических изданиях. Для "Большой советской энциклопедии" 1953 г. он сын "белорусского мелкопоместного дворянина" (статья без авторства)2. У В. А. Дьякова, автора статей о К. Калиновском в "Советской исторической энциклопедии" и "Большой советской энциклопедии" 1973 г., упоминание о "белорусскости" исчезает, но белорусский "акцент" сохраняется – Калиновский не просто из дворян, а "сын мелкопоместного шляхтича"3. В белорусском советском энциклопедическом варианте у И. М. Лущицкого происхождение дано на российский манер: Кастусь "паходзіў з сям’і дробнамаёнткавага двараніна"4, а В. Ф. Шалькевич в беларуской пост-советской энциклопедии вообще не затрагивает вопрос о его семье5. Правда в "Энцыклапедыі гісторыі Беларусі" тот же В. Ф. Шалькевич пішет: "Бацька Каліноўскага ў 1835 заснаваў у Мастаўлянах ткацкую фабрыку, у 1849 набыў фальварак Якушоўка паблізу мястэчка Свіслач Ваўкавыскага пав., куды была перавезена сям’я і фабрыка"6.

Продолжим экскурс в советскую историографию. Более развернутую характеристику биография Симона Калиновского получила в отдельных очерках и монографиях, посвященных его сыну. В годы войны 1941–1945 гг. путевку в советскую жизнь, наряду с идеологически выверенным списком героев революции и гражданской войны, получил и ряд исторических персонажей минувших веков. Среди них оказался и Кастусь Калиновский. Правда, его именем не были названы ни орден, ни медаль, но для названия партизанского отряда оно пригодилось. Для борца за народное дело считалось обязательным его народное происхождение. Когда Калиновского окончательно включили в пантеон исторических героев, прошедших через сито советского идеологического контроля, то академик В. Перцев весьма живописно охарактеризовал его детство: "Бацька яго быў шляхцічам без памесця. Фармальна ён, як і значная частка шляхцічаў, быў залічан да дваранскага саслоўя, на справе ж гэта быў бядняк, які ўсё сваё жыццё веў цяжкую барацьбу за існаванне. Адзін час ён быў дробным чыноўнікам, але за нядобранадзейнасць яго зволілі са службы. Тады ён паступіў за прыказчыка ў невялікую ткацкую майстэрню на двадцать станкаў у мястэчку Свіслач. Ранняя біяграфія самаго Кастуся мала вядома. Ва ўсякім выпадку ў абстаноўцы, якая акружала яго маленства, не было нічога "дваранскага". Ён жыў сярод дзяцей сялян і рамеснікаў і пазнаў з ранніх год увесь цяжар і знявагі працоўнага жыцця"7.

Со временем на смену утверждениям о чуть ли не полупролетарском происхождении Кастуся Калиновского пришли более взвешенные и, главное, более историчные оценки. Если в публикации 1959 г. А. Смирнов утверждал, что "по своему имущественному положению большая семья Калиновских (Константин имел семнадцать братьев и сестер) мало чем отличалась от семей окрестных крестьян и ремесленников"8, то спустя три года тот же автор эту же семью относит к "мелкопоместной шляхте", хотя и указывает, что Симон Калиновский являлся владельцем "льняного предприятия", существовавшего с 1835 г., и "хутора Якушовка, за которым значилось двести десятин земли"9. Сразу отметим, что имения от 100 до 500 десятин принято относить не к мелким, а к средним, а имения свыше 500 десятин белорусские историки-аграрники (В. П. Панютич, Э. М. Савицкий) однозначно относят к "латифундиям". Сам Симон Калиновский говорил о наличии в Якушовке 220 десятин земли10.

Последняя, можно сказать, каноничная оценка происхождения Кастуся Калиновского, данная Геннадием Киселевым, выглядит следующим образом. Он родился "у шматдзетнай сям,і беззямельнага шляхціца, уладальніка невялікай фабрыкі, лепш сказаць, майстэрні ільняных вырабаў... У 1849 годзе сям’я перабралася ў фальварак Якушоўка пад Свіслаччу, набыты бацькам"11. Эта же оценка дословно повторена и в издании "Беларускага кнігазбора" 1999 г.12

Так кем же на самом деле был отец повстанца? В документах Национального исторического архива Беларуси в Гродно сохранилось довольно подробное описание "мостовлянской холстяной фабрики Гродненского у. дворянина Симона Калиновского". Она была основана в 1835 г. и к 1840 г. состояла из 12 ткацких станков, которые располагались в деревянном здании. Сбыт готовой продукции, а ее произвели на 2693 руб. серебром, был налажен в Гродненской, Виленской, Минской губерниях и Белостокской области. Предприятие было чисто капиталистическим, с одним мастером и 20 вольнонаемными мастеровыми13. Вскоре мостовлянская фабрика, правда без указания имени владельца, попадает на страницы "Очерка мануфактурно-промышленных сил Европейской России" – одного из первых печатных указателей российских предприятий. Теперь объем ее годового производства оценивается в 10 тыс. руб.14

Несомненно, что прибыльное производство позволяло думать о его расширении и о покупке земельного участка. Первоначально С. Калиновский намеревался перевести свое производство из Мостовлян в имение Замечек в 7 верстах от Вильны, где находились белильные заведения, с которыми он сотрудничал15, но затем, после "приобретения на вечную собственность участка земли Волковыского уезда в имении Якушовка", 3 ноября 1850 г. он обращается на имя императора Николая I с просьбой разрешить перенос туда фабрики и утвердить ее новое клеймо16. Обширный комплекс сохранившихся архивных материалов содержит положительный ответ Департамента мануфактур и внутренней торговли от 10 января 1851 г. с высылкой свидетельства на новое клеймо17, расписку С. Калиновского о получении этого свидетельства и оригинал предыдущего, "мостовлянского", свидетельства 1840 г.18

Следует отметить, что клеймение промышленных изделий в Российской империи началось в 1830 г., и представляло собой защитную меру против фальсификации товаров. За соответствующим свидетельством в Департамент мануфактур и торговли обращались фабриканты, дорожившие своей репутацией и признанием высокого качества собственной продукции. Ее клеймение защищало их от недобросовестной конкуренции. Наличие клейма свидетельствовало о тесной и постоянной связи предпринимателя с рынком. Как владелец фабрики в Мостовлянах, С. Калиновский получил свидетельство на клеймение льняных изделий 30 сентября 1840 г., 618-е по общему счету и 21-е среди белорусских промышленников19. Затем 2 сентября 1846 г. он получает свидетельство на клеймение хлопчатобумажных изделий, а 10 января 1851 г. уже упомянутое свидетельство на клеймение льняных изделий из Якушовки20. В "Систематическом указателе" имя Симона Калиновского стоит рядом с именами таких знаменитых предпринимателей Беларуси того времени, как Александр Скирмунт и Войцех Пусловский.

Добавляют ли эти штрихи отцовской биографии новые краски в хрестоматийном облике легендарного повстанца? Автор этого сообщения далек от советской логики объяснения мотивов поведения людей через анализ их "классового происхождения". Но, парадокс истории в данном случае состоит в том, что вслед за сыном и отец мог повторить: "У нас нет дворян, все равны!" Принадлежность к новой, всесословной, категории деловых людей – предпринимателей, – давала ему это право.

По отношению к 1863–1864 гг. Симон Калиновский находится не в "тексте", а, скорее, в контексте главных исторических событий того времени. Однако именно это время дало возможность услышать его собственный голос. Речь идет о его показаниях в Гродненской военно-следственной комиссии по политическим делам, данных 24 апреля 1864 г.*

Приведем их полностью:

"Мне 70 лет, католик, родом из Репли в Гродненском или Волковысском у. И в этом костёле окрещен. Родители мои были: Стефан и Терезия Калиновские, у исповеди ежегодно бываю, воспитания домашнего, в государственной службе не был, а занимался деланием салфеток и скатертей, под судом и следствием не был. Женат был два раза: от первой жены по фамилии Рибинской имел 12 детей, а от второй по фамилии Лазаревич имел 5 детей. Из недвижимого имущества имею купленный пополам с женой фольварок Якушовка в Волковыском уезде, при котором имеется земли 220 дес. Сын мой двух имён Викентий и Константин по приезде в 1861 г. из Петербургского университета домой, начал прежде помогать мне в хозяйстве, после поссорившись со своею мачехой, объявил мне, что хочет искать себе места, на что я ему ответил, что хорошо делает, потому что ты, как хорошо образованный человек можешь получить место, а мне нужно стараться, чтобы был кусок хлеба для моих малых детей. Когда же я его спросил, куда ты думаешь ехать, отвечал мне, что в Гродно; почему нанял я ему подводу и дал 12 рублей на дорогу. По приезде в Гродно, он остановился в заезджем доме, а подводу отпустил обратно. В 1862 г. приехал около Пасхи домой на нанятой подводе и объявил мне, что есть надежда получить место, нужно только больше хлопотать. Сын мой первый раз уехал в Гродно в неделю или две после Пасхи и приказал ехать в Великую Берестовицу, откуда на обратной подводе хотел ехать в Гродно, так это не случилось, потому что подводу отпустил обратно; а через две недели приехал на нанятой подводе в Гродно за вещами и постелью и объявил мне, что имеется ввиду место следователя в Уголовной палате, а потому нужно там служить до открытия вакансии; на что я ему сказал, вот и слава Богу, что ты получишь место, бери вещи и уезжай с Богом. В месяце октябре или позже приехал домой и жаловался, что нельзя жить без жалованья, а доходов очень мало, почему и просил меня денег, и я заняв 25 рублей, отдал ему и он уехал обратно в Гродно.

5 декабря 1862 г. я получил от него письмо, писано из Петербурга, и с этого времени, где он находился, что делал, мне совершенно неизвестно. Когда полковник Казанли приходил с отрядом и спрашивал о моем сыне, я ему рассказал и отдал письмо, писаное из Петербурга 5 декабря 1862 г.

Заблоцкого я не знаю и ничего о нём не могу сказать. Я, как бедный человек, занимался хозяйством и рукоделием и с такими отдаленными людьми знакомства не завожу.

Подлинное подписал Симеон Стефанович Калиновский"21.

Сразу отметим одну явную нестыковку в его показаниях. В 1862 г. дал сыну 25 руб., которые "занял". И это говорит далеко не бедный человек, владелец фабрики с годовым оборотом в 10 тыс. руб. и сравнительно недавно приобретенного имения в 210 дес., которое хоть какую копейку, но тоже должно было приносить. Однако, показания даны 24.04.1864. всего спустя месяц после казни сына (был ли на ней кто-то из родных?), а сам Симон – царскими властями занесен в список "лиц" революционной организации Гродненской губернии. То есть, сына уже не спасешь, надо спасать то, что спасти возможно. Поэтому о сыне в ход идет версия (или правда): особых контактов не было, чему способствовали семейные разногласия – ссора с мачехой. Однако, не исключалась конфискация либо другие репрессивные меры по отношению к фабрике (о ней в показаниях Симон упоминает весьма туманно) и имению под предлогом: спонсировал повстанцев. Значит про деньги говорить надо, но только так, чтобы и здесь не вызвать никаких подозрений. При этом хотя и называются точные суммы, но они подчеркнуто незначительные и частично даже не его, а занятые в долг. Про остальное надо говорить: я бедный человек, занимаюсь хозяйством и рукоделием, забочусь, чтобы "чтобы был кусок хлеба для моих малых детей".

У меня же получается, что Симон Калиновский как раз не бедный, а Кастусь Калиновский – не "сын ткача" (было о нем и такое!). Даже отмена крепостного права для Калиновского-старшего, владельца предприятия с вольнонаемным рабочими, не могла стать, как для владельцев крепостных имений экономической катастрофой. Он уже давно имел дело не с крепостным, а с наемным капиталистическим трудом.

Может быть, и ментальность у Симона Калиновского была уже как у капиталиста-предпринимателя. Это в дворянских семьях дети традиционно были на содержании у родителей, терпеливо годами ожидая, когда же придется унаследовать родительское добро. Предпринимательская ментальность иная – заработал я, заработай и ты. Патриархальная шляхетско-дворянская семья трансформируется. Вот и своих сынов он отправляет на вольные хлеба, причем не на традиционную военную службу, а в университет. Правда, возможно, он не был доволен их выбором. Факультет был выбран не прикладной (например, физико-математический, который окончил в свое время в Вильно родоначальник знаменитой предпринимательской династии Александр Скирмунт), а юридический. Да еще в библиотеке братья штаны просиживают, к чему отец-практик тоже мог отнестись весьма неодобрительно.

Не так все просто и с периодом восстания. В биохронике Викентия Калиновского обозначено: 22 или 23 мая Калиновский и Заблоцкий побывали в Якушовке. И это сразу после инспекции в Миловидах, буквально в день битвы. А затем на следующий день Калиновский инспектирует повстанцев брестского отряда22.

Зачем же понадобился визит в Якушовку? Где инспекция, там и сбор финансов? Может быть, Симону Калиновскому действительно было что скрывать? Ведь в своих показаниях он утверждает, что со времени получения в декабре 1862 г. письма от сына из Петербурга "где он находился, что делал, мне совершенно неизвестно". Про майский визит 1863 года – молчание. Не менее красноречив ответ на вопрос о повстанческом гражданском начальнике Гродненского воеводства Эразме Заблоцком: "Заблоцкого я не знаю и ничего о нём не могу сказать".

Так может быть, не так уж прост был "бедный человек" Симон Калиновский? О визите есть показания самого Заблоцкого, есть о нем также упоминание в воспоминаниях свояченицы Кастуся М. Плавской. В пользу реальности визита свидетельствует, во-первых, то, что он отложился в памяти у Плавской. Во-вторых, она, конечно, не была знакома с показаниями Заблоцкого, но указание на длительность визита (Заблоцкий – "пробыли там около 3 часов"; Плавская – пробыл всего несколько часов)23 у них совпадают.

Можно предположить, что за Якушовкой следили, отсюда и кратковременность визита. Даже не сутки – всего несколько часов. За это время организационные, а не исключено, что и финансовые, дела решить было можно, но кратковременность пребывания страховала от попадания в руки карателей. Даже если новость про визит и попала бы в ближайший российский гарнизон, то меры по аресту все равно бы опоздали.

Отметим: Заблоцкий давал свои показания 29 марта 1864 г. Симона Калиновского допрашивают почти через месяц – 24 апреля. Так что вопрос про Заблоцкого не случаен. При этом Заблоцкий не отрицает, что они были в Якушовке (если за ней следили, то этот визит не мог остаться незамеченным), но уверяет: "Его [Симона Калиновского] не застали дома, а принимал нас управляющий"24.

Может, так оно и было. Но не слишком ли категоричен отец повстанца, говоря о сыне: с декабря 1862 г. "где он находился, что делал, мне совершенно не известно". Даже если согласиться, что его действительно не было в имении 22 мая, трудно поверить, что про визит сына ему не доложил его управляющий или кто-то другой. Ведь воспоминания Плавской не двусмысленно подсказывают, что это событие не прошло незамеченным для тогдашних обитателей Якушовки. О нем знали даже дети: Плавская вспоминает про него спустя 52 года (сколько же ей было в 1863 г.?). Однако Симон упорно настаивает на своём: про сына – "совершенно не известно", Заблоцкого – знать не знаю.

А если предположить, что и Заблоцкому и старшему Калиновскому было, что скрывать, то тайная логика их показаний весьма красноречива. После казни сына у отца особого выбора не было. Идти в лес к повстанцам – под семьдесят лет это весьма проблематично, он с 1795 года рождения. Значит надо спасать то, что можно спасти – имение, фабрику, репутацию лояльного к власти предпринимателя. Что же при этом было в душе у отца казненного повстанца, методами исторической науки мы никогда не узнаем.

Как не совсем ясно пока, что представляла собой сама Якушовка? Сколько, действительно, там было десятин? Сколько крепостных имел отец будущего повстанца, естественно, до отмены крепостного права? Это в Мостовлянах Симон Калиновский – арендатор, у которого могло и не быть крепостных, а в Якушовке он – владелец, и едва ли только земли. Не десять же десятин под здание фабрики он покупал, а пару сотен. Не пустые же и безлюдные они были. О фабрике мы кое-что знаем, но какой доход приносило имение? А где найти тестамент Симона Калиновского? Или хотя бы известия о том, какое имущество осталось и как оно разошлось после его смерти?

Пока у нас нет никаких источников и достаточных оснований, чтобы рассуждать про политические взгляды Симона Калиновского. Нет никаких оснований для предположения, что убеждения отца хоть как-то повлияли на позицию и мировоззрение сыновей. По крайней мере, внешне Симон Калиновский был вполне лоялен к существующей власти. Крепкий хозяйственник, многодетный отец семейства, пославший учиться своих сыновей в российские столицы. Однако его практическая деятельность, предпринимательская активность, незаурядные успехи в промышленном производстве тогдашней Беларуси дают ясное представление о его экономических взглядах и пристрастиях. А это уже, вольно или невольно, выражение собственной точки зрения на дальнейший исторический путь. Self-made man, человек нового времени, который добился успеха не благодаря титулам, родовому наследству или близости к правящему двору. Продукт новой эпохи, которую в современной терминологии мы называем процессами модернизации. Симон Калиновский не знал этого термина, однако социально действовал в его рамках. Как, впрочем, и его сын, выбравший радикально-политический инструмент модернизации.

Понимание того, что в XIX веке исторические перемены не только назрели, но и перезрели, было повсеместным. Именно в этом веке закладывалось то, что в следующем столетии взорвалось историческими катаклизмами: репетиция мировой войны (наполеоновские войны), основные политические доктрины и их субъекты – политические партии, становление национализма, новая индустриальная экономика и новое социальное лицо общества. То, что перемены нужны, знали все, от императора (отмена крепостного права), до вынесшего ему смертный приговор террориста-народовольца И. Гриневицкого. Но в видении пути к переменам они кардинально расходились. Не были в этом отношении исключениями отец и сын Калиновские.

Мы совершаем историческую ошибку, когда приписываем восстаниям 1793, 1830 и 1863 гг. прогрессивную роль. На самом деле это были лишь предсмертные судороги шляхетского сословия. Шляхта уходила с исторической арены. Уходила вместе с Речью Посполитой, ее границами и идеалами шляхетской вольности. И была она в этом не одинокой.

Неуверенность в завтрашнем дне после Великой французской революции испытывал нобилитет всей Европы. Восстание декабристов в России, генетически родственное восстаниям на землях Речи Посполитой – не что иное, как попытка самим возглавить процессы модернизации еще до того, как они подпишут дворянству смертный приговор.

Лозунг "Мир хижинам, война дворцам!" никак не мог трансформироваться в призыв: "Мир вашему дому". Поэтому обращение с "Мужыцкай праўдай" Яськi-гаспадара з-пад Вiльнi к "дзецюкам" явно запоздало. Уход шляхты-дворянства с исторической арены сопровождался сдачей крестьянами повстанцев царским карателям, а логическим продолжением этого процесса был разгромы и пожары панских домов по всей Российской империи на протяжении ближайшего полувека. К чести Калиновского, он был одним из немногих, кто предвидел и понял это. Можно сказать, что понял буквально на смертном эшафоте. Поэтому его легендарное "У нас нет дворян, все равны!" имеет характер исторического пророчества.

Герой или жертва? А кто бывает в восстаниях, какие действующие стороны, как правильно (с исторической точки зрения, хотя есть ли "правила" в истории?) называть акторов этого исторического действа? А было ли это восстание? Или бунт? Мятеж? А почему не революция? Ведь боролись с властью, и задачу ставили не просто изменить, а сменить эту власть. Причем сменить кардинально, вплоть до смены государственной принадлежности. Но мы по-прежнему, традиционно, называем это восстанием. Кто, кстати, и когда присвоил событиям 1863–1864 годов этот титул? Почему многочисленное сегодня племя политологов не решается поправить историков? А историки не решаются признать очевидное?

Подведем некоторые итоги. Калиновский-старший и Калиновский-младший... На наш взгляд, перед нами не просто биографии отца и сына, и даже не то, что традиционно может рассматриваться как исторический конфликт "отцов и детей". Это реальное воплощение двух путей развития, двух исторических альтернатив. С одной стороны – "органическая работа" на пользу общества. В этом Симон Калиновский с его фабрикой, основанной на вольнонаемном труде, во многом предвосхитил идеи и практику, распространенную на землях былой Речи Посполитой уже после подавления восстания 1863–1864 гг. Он не был одинок в своих стремлениях, продолжая историческую традицию Антония Тизенгауза, Мацея Бутримовича, Хрептовичей и Александра Скирмунта. С другой стороны – Викентий Константин Калиновский – продолжатель дела Тадеуша Костюшко и повстанцев 1830-1831 гг.

Реформы или революция? Внятного ответа на эту историческую альтернативу наша история не имеет до сих пор. Жизнь сына-повстанца трагически завершилась смертным приговором. Дело отца-реформатора не продолжилось после смерти своего основателя. Разумного баланса между революционными преобразованиями и эволюционными изменениями мы не нашли до сих пор. Сегодня у наших ближайших соседей по новейшей европейской политической истории "бархатные" революции открыли путь революционным переменам в экономике. Однако Беларусь по-прежнему в нерешительности стоит на историческом перекрестке.


[1] Лінднер Р. Гісторыкі і ўлада. Нацыятворчы працэс і гістарычная палітыка ў Беларусі ХІХ-ХХ ст. СПб., 2003. С. 259-266.
[2] Большая советская энциклопедия. Т. 19. 2-е изд. М., 1953. С. 436.
[3] Советская историческая энциклопедия. Т. 6. М., 1965. С. 857; Большая советская энциклопедия. Т. 11. 3-е изд. М., 1973. С. 213.
[4] Беларуская савецкая энцыклапедыя. Т. 5. Мн., 1972. С. 265.
[5] Беларуская энцыклапедыя. Т. 7. Мн., 1998. С. 640.
[6]  Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. Т. 4. Мн., 1997. С. 32.
[7] Перцаў В. Кастусь Каліноўскі // Полымя. 1945. № 9. С. 141.
[8] Смирнов А. Кастусь Калиновский. М., 1959. С. 7-8.
[9] Смирнов А. Кастусь Калиновский. Мн., 1963. С. 12-13.
[10] Национальный исторический архив Беларуси в Гродно (далее: НИАБ). Ф. 3, оп. 1, ед. х. 40, л. 247.
[11] Кісялёў Г. Рыцар свабоды // Каліноўскі К. За нашу вольнасць. Творы, дакументы. Мн., 1999. С. 7.
[12] Каліноўскі К. За нашую вольнасць. Творы, дакументы / Уклад., прадм., паслясл. і камент. Г. Кісялёва. Мн., 1999. С. 7.
[13] НИАБ в Гродно. Ф. 1, оп. 20, ед. х. 232, л. 80 об.-81.
[14] Очерк мануфактурно-промышленных сил Европейской России, служащий текстом промышленной карты, в двух частях, составленный П. Крюковым. СПб., 1853. – С. 50.
[15] Исследования о состоянии льняной промышленности в России. СПб., 1847. – С. 50-51.
[16] НИАБ в Гродно. Ф. 2, оп. 11, ед. х. 1050, л. 2-3.
[17] Там же. Л. 7.
[18] Там же. Л. 4.
[19] Систематический указатель фабрикантов, заводчиков и торговых фирм, заявивших свои клейма в Департаменте торговли и мануфактур. СПб., 1884. С. 53.
[20] Там же. С. 81, 99.
[*] С полной копией показаний С. Калиновского меня любезно познакомил А. Смоленчук. Его помощь и живое участие в подготовке данного сообщения были весьма полезны, за что приношу ему искреннюю благодарность.
[21] НИАБ в Гродно. Ф. 3, оп. 1, ед. х. 40, л. 247-248 об.
[22] Каліноўскі К. За нашую вольнасць. Творы, дакументы / Уклад., прадм., паслясл. і камент. Г. Кісялёва. Мн., 1999. С. 404.
[23] Там же. С. 182, 366-367.
[24] Там же. С. 182.