1863 год на Меншчыне
№118. Ліст генерала Мураўёва князю Даўгарукаму ад 18 лютага 1864 г. за №695
[Арк. 1] №1328. 1 Экспед.[иция] Конфиденциально.
Милостивый Государь, Князь Василий Андреевич. Начинаю письмо мое извинением, что не пишу собственноручно: зрение так плохо, что мне писать самому трудно. Впрочем, все, что здесь будет изложено ниже, останется в совершенном секрете. Ваше Сиятельство спрашиваете, вследствие Высочайшего повеления, заключения моего по вопросу Графа Морни о Маркизе Шоазель-де-Гуфье. На сих днях я имел честь сообщить Вам список с имеющихся в делах моих сведений об участии его в мятежническом движении по Ковенской губернии и содействии оному. Об этом, впрочем, производится теперь строжайшее изследование, и мною подтверждено, чтобы дело было скорее окончено. — Я сам бы очень желал, чтобы упадающие на Шоазель-де-Гуфье обвинения не подтвердились, и все, что может быть принято в уважение к оправданию и освобождению его, не нарушая, однако, справедливости, конечно, мною будет сделано. Я не премину уведомить Вас о дальнейшем ходе сего дела. Обращаясь за сим к возбужденному Вашим Сиятельством вопросу касательно представляющихся трудностей в размещении лиц, высылаемых отсюда во внутренние губернии, и о возможности уменьшить такую высылку их из края, — я должен сказать, что неоднократно уже сообщал Министру Внутренних Дел мое убеждение, что принятый ныне порядок размещения высылаемых лиц по губернским и уездным городам почти в самом сердце России произведет, конечно, самые неблагоприятные последствия и неминуемо принесет вред для России, но, к сожалению, доселе еще ничего, по-видимому, не сделано для изменения ошибочного, по мнению моему, порядка действия в размещении сказанных лиц. — Сколько я ни сожалею вместе с Вами о том яде, которым отравляют драгоценную для всех нас Россию расселением польского элемента, и с ним политической заразы по всей почти Империи, но при всем душевном моем желании помочь этому сам собою не могу; ибо с другой стороны никак нельзя оставлять в Западном крае все те горючие элементы, коими он наполнялся в течение десятков лет от слабой и лишенной всякого предвидения и энергии администрации. Пожар был здесь общий, и все горело сильным пламенем. Одно единственное оставалось средство утушить его: скорее уничтожить самые элементы пожара, т. е. мятежа, а именно очистить край от лиц вредных и неспокойных... Я принужден был это сделать по необходимости: поступив иначе не мог бы достигнуть до того успеха, которым, помощью Божиею и содействием доблестного войска нашего, увенчались предпринятые труды, ибо теперь здесь во всех 6-ти Северо-Западных губерниях и в 7-й Августовской совершенно смирно, и добиваются лишь кое-где последние остатки тайной организации, которой, как непроницаемою сетью, покрыт был весь край, и которая составляла самую опасную основу всех мятежнических революционных покушений, как тех, которые уже прекращены, так и тех которые могли бы возродиться на будущее время. Впрочем, может быть, весною и покажутся еще в иных местах небольшие разбойнические или мятежные банды, преимущественно от содействия оным заграничных выходцев, но против сего принимаются ныне необходимые меры и я надеюсь, что важных безпорядков не произойдет. Теперь число арестуемых лиц значительно уменьшается, а потому, по всей вероятности, скоро уменьшится и самое количество лиц высылаемых отсюда по политической неблагонадежности или по подозрениям в том. Но по самой неизбежности будет продолжаться еще некоторое время высылка осужденных приговорами военных судов, в рассмотрении которых находятся еще дела, по коим состоит около 2 500 подсудимых. Ваше Сиятельство пишете, что наша администрация так мало еще развита, что мы не можем устроить у себя прочных поселений. Признаюсь, что я не совсем разделяю этого мнения. Что мы не большие мастера администрировать — это совершенно справедливо и опыт доказал это особенно в здешнем крае; но не полагаю однако же, чтобы нельзя было найти нескольких человек способных и деятельных для исполнения воли правительства, если она будет ясно и положительно указана. Я думаю, что колонизация высылаемых отсюда лиц не есть дело невозможное, и не представило бы вовсе непреодолимых затруднений: нужно только положительных и точных указаний от высшего начальства, и подчиненные, руководствуясь ими, будут успешно действовать. Хорошие исполнители скоро сформируются при правильном направлении их и настойчивом наблюдении. По сию пору выслано из здешнего края на жительство во внутренние губернии Дворян и чиновников: порядком административным, без приговоров о них военных судов и не по постановлениям следственных комиссий, а по представлениям местных начальств, всего только до 200 человек; по разсмотренным же постановлениям следственных комиссий и приговорам военных судов сослано в отдаленные губернии на жительство до 400 челов.[ек]. Сверх того до 1 000 преступников, лишенных военно-судными приговорами всех или особенных прав состояния, и сосланы в Сибирь в работы, на поселение и на житье. Очевидно, что последняя категория имеет уже, по указанию закона, положительное определение, и местное Сибирское начальство могло бы легко с ним управиться. От Министра Внутренних Дел будет зависеть сделать надлежащие указания и определить места, в которых водворять сосланных в Сибирь на поселение или на житье. Я полагаю, что и пустынные места могли бы быть ими заселены: ибо эти люди не хлебопашцы, им не нужен плодородный грунт; они могут прожить свой век и в Якутской области и в Туруханском крае и в северных частях Томской губернии, с небольшим пособием от казны; и конечно, они не будут вредны для тамошнего населения. — Вторая категория высылаемых во внутренние губернии могла бы также быть водворяема на постоянное жительство в северных частях Пермской и Вологодской губерний. Что же касается до первой категории, т. е. до высланных одним только административным порядком, которых впрочем не так много, их можно было бы временно водворять в отдаленных уездах Оренбургской, Вятской и Пермской губерний. — Я высказал об этом уже не один раз предположения свои Министру Внутренних Дел. Думаю, что они удобоисполнимы, и что мысль министерства о поселении высылаемых дворян на Урале едва-ли может обещать полезные последствия: ибо там и без того много элементов не совсем безопасных для правительства. Все вышесказаное относится до дворян и чиновников; о простолюдинах я здесь не упоминаю, ибо они высылаются на особом основании для распределения по усмотрению Министра Внутренних Дел, вероятно, в рабочие и иные команды, а другие, из шляхты, однодворцев и казенных крестьян высылаются для водворения на казенных землях по распоряжению Министра Государственных Имуществ. Независимо от сего, для уменьшения числа пересыльных, я приказал более 2 500 челов.[ек] из простолюдинов, шляхты и даже мелких дворян, принимавших непосредственное участие в мятеже, но принесших раскаяние, водворить на прежнее местожительство с отдачею на благонадежное поручительство. Из этого Ваше Сиятельство изволите усмотреть, что я сам принимаю меры к уменьшению числа высылаемых отсюда. Ваше Сиятельство делаете вопрос, как бы поступила Пруссия, не имеющая колоний, если бы в ней случился такой же мятеж, как у нас в западных губерниях. На это ответ легкий. Пруссия никогда бы не допустила мятежа в таком размере в своих польских провинциях: она их до того онемечила, что господствующий теперь элемент в Герцогстве Познанском немецкий, и поляки, хотя там и копошатся, но ничего сделать не могут. У нас же вышло противное: в продолжении многих лет уничтожался русский элемент и, в цели сближения с поляками, старались возвысить элемент польский, который получил полное развитие и преобладание в крае, а затем совершенно свободно возгорелся в оном повсеместный мятеж. Надо здесь, к прискорбию, сознаться, что и небольшое число русских, здесь проживавших, считали Западные губернии польскими и многие из них, сблизившиеся с поляками и женившись на польках, сочувствовали даже мятежу. Относительно Пруссии нужно еще заметить, что при незначительных проявлениях там Польской пропаганды в королевстве этом имеется довольно крепостей для заточения виновных. Эту меру могли бы и мы употребить или подражать ей, если-б устроили в некоторых частях Сибири или в Северных губерниях, где много лесу, особые здания для жительства высылаемых лиц под строгий надзор. Это не было бы сопряжено с большими издержками, и для будущности России было бы лучше, нежели расселение поляков по всей империи, как ныне делается. Я вполне убежден, что теперешний способ размещения высылаемых из западных губерний лиц в разных местностях России принесет ей в скором времени страшный вред, и что поэтому необходимо обсудить ныне же предмет о порядке и местах водворения означенных лиц, и решить вопрос сей окончательно и положительно, с точными указаниями — как поступать в этом деле. Выше уже сказано, что я неоднократно писал об этом министру Внутренних Дел и, между прочим, сообщил ему, что высылаемые отсюда лица с удовольствием отправляются в Россию в надежде принести ей там еще более вреда: ибо у них везде много связей, в особенности же в столицах, которые способствуют им распространять всюду свои происки. Мятеж задуман Поляками уже давно, и план действия составлен со всеми основательными практическими применениями. Поляки почти во всех наших администрациях старались и успели захватить места, не говоря уже о войске, которое ими наполнено. У них и теперь везде в России агенты, и есть, к сожалению, между русскими защитники их и покровители, а потому они много еще принесут нам вреда, если правительство не примет, наконец, неукоснительно строгих мер к уничтожению польского элемента внутри Империи. Польская пропаганда, как не раз уже было, при неудаче своих попыток никогда не оставляет своих замыслов; но, прикрываясь личиною покорности, с неизменным упорством видоизменяет только средства к достижению одной, всегдашней своей цели. Теперь она принимает характер панславизма, стараясь привлечь к этой не новой уже мысли некоторых русских под видом соединения в одно целое всех славянских племен, и как бы сознавая искренно свою вину перед Россиею в том, что действовала против нее. Подобное проявление обнаружено уже в Минской губернии, и оно может иметь весьма дурные последствия, если оному будут сочувствовать в России и вдадутся в ловко поставленный обман. Это направление, как можно судить по доходящим слухам, идет из Юго-Западных губерний. Средство, избранное Поляками, другое и как будто в примирительном духе с нами, но цель их, видимо, таже самая, т. е. желание во что-бы то ни стало со временем освободиться от русского владычества и не называться даже именем русским. Я с полною откровенностью высказываю Вашему Сиятельству свои убеждения и взгляды. Могу и ошибаться, но уверен, по крайней мере, что сделанные мною указания извлечены из долголетнего опыта и полагаю, что Правительству совершенно необходимо теперь же, нисколько не откладывая, обсудить со всех сторон столь важный вопрос о будущем устройстве Западного края и прочном водворении в оном русской народности. Есть много предметов в этом вопросе, требующих зрелого и по возможности скорого обсуждения людьми опытными и практическими, ибо надобно решиться окончательно об'явить край этот русским и отстранить на всегда несбыточную мысль, что он когда либо может быть Польским. В заключение всего этого, я еще раз должен повторить, что мы Западный край тогда только можем удержать за собой и почитать его своим, не только по праву силы, но нравственно, пока постоянно, не изменяя принятой раз навсегда системы, настойчивыми действиями будем подавлять здесь враждебный нам польский элемент, не доспуская1 нисколько идеи возможного примирения с оным: ибо горький опыт нам указал достаточно, что это примирение невозможно, и всякая попытка наша к тому всегда вела к явному для нас вреду и огромным пожертвованиям для восстановления опять порядка и нашего владычества здесь. Заботясь о сближении двух противуположных начал, мы никогда не могли создать здесь ничего прочного, и западные наши губернии, доселе сохраняя отпечаток польского характера от нашего неуменья распоряжаться, беспрестанно становились театром смут и польских восстаний. — Пришло, наконец, время одуматься и сознать свои ошибки. Мы должны теперь всеми средствами, не жалея ни трудов, ни издержек, усиливать и возвышать русскую в здешнем крае народность. — Благодарение Богу, что еще 4/5 здешнего сельского населения исповедуют Православную веру и нам предано. Его мы должны поддерживать и на нем основывать свою силу, вкореняя между тем с твердым и неизменным постоянством в здешнюю общественную жизнь и во все отрасли гражданского устройства русские начала и народность. Тогда только успех будет несомненный, и польский элемент сам собою погаснет. Оканчиваю письмо, ибо оно вышло слишком длинно, хоть и много еще есть что сказать о настоящем неисчерпаемом предмете, который меня глубоко тревожит в видах будущего устройства края. Нужна система твердая и единообразная во всех Западных губерниях, неподверженная изменениям и колебаниям. Примите, Милостивый Государь, уверение в отличном моем почтении и совершенной преданности. № 695. 18 Февраля 1864 года. Михаил Муравьев. Его Сият[ельст]ву Князю В. А. Долгорукову. |
Памета: | Хранить при секретных делах на случай востребования. |